Неточные совпадения
Чу! конь стучит копытами,
Чу, сбруя золоченая
Звенит… еще беда!
Ребята испугалися,
По избам разбежалися,
У окон заметалися
Старухи, старики.
Бежит
деревней староста,
Стучит
в окошки палочкой.
Бежит
в поля, луга.
Собрал народ: идут — кряхтят!
Беда! Господь прогневался,
Наслал
гостей непрошеных,
Неправедных судей!
Знать, деньги издержалися,
Сапожки притопталися,
Знать, голод разобрал!..
Вронский и Анна всё
в тех же условиях, всё так же не принимая никаких мер для развода, прожили всё лето и часть осени
в деревне. Было между ними решено, что они никуда не поедут; но оба чувствовали, чем долее они жили одни,
в особенности осенью и без
гостей, что они не выдержат этой жизни и что придется изменить ее.
Но
в это самое время вышла княгиня. На лице ее изобразился ужас, когда она увидела их одних и их расстроенные лица. Левин поклонился ей и ничего не сказал. Кити молчала, не поднимая глаз. «Слава Богу, отказала», — подумала мать, и лицо ее просияло обычной улыбкой, с которою она встречала по четвергам
гостей. Она села и начала расспрашивать Левина о его жизни
в деревне. Он сел опять, ожидая приезда
гостей, чтоб уехать незаметно.
Хлобуев взял
в руки картуз.
Гости надели на головы картузы, и все отправились пешком осматривать
деревню.
Ноздрев, возвратившись, повел
гостей осматривать все, что ни было у него на
деревне, и
в два часа с небольшим показал решительно все, так что ничего уж больше не осталось показывать.
Засим, подошедши к столу, где была закуска,
гость и хозяин выпили как следует по рюмке водки, закусили, как закусывает вся пространная Россия по городам и
деревням, то есть всякими соленостями и иными возбуждающими благодатями, и потекли все
в столовую; впереди их, как плавный гусь, понеслась хозяйка.
Волк из лесу
в деревню забежал,
Не
в гости, но живот спасая...
Решившись, с свойственною ему назойливостью, поехать
в деревню к женщине, которую он едва знал, которая никогда его не приглашала, но у которой, по собранным сведениям,
гостили такие умные и близкие ему люди, он все-таки робел до мозга костей и, вместо того чтобы произнести заранее затверженные извинения и приветствия, пробормотал какую-то дрянь, что Евдоксия, дескать, Кукшина прислала его узнать о здоровье Анны Сергеевны и что Аркадий Николаевич тоже ему всегда отзывался с величайшею похвалой…
— Ольга зовет тебя
в деревню к себе
гостить; любовь твоя простыла, неопасно: ревновать не станешь. Поедем.
Захар не старался изменить не только данного ему Богом образа, но и своего костюма,
в котором ходил
в деревне. Платье ему шилось по вывезенному им из
деревни образцу. Серый сюртук и жилет нравились ему и потому, что
в этой полуформенной одежде он видел слабое воспоминание ливреи, которую он носил некогда, провожая покойных господ
в церковь или
в гости; а ливрея
в воспоминаниях его была единственною представительницею достоинства дома Обломовых.
Теперь его поглотила любимая мысль: он думал о маленькой колонии друзей, которые поселятся
в деревеньках и фермах,
в пятнадцати или двадцати верстах вокруг его
деревни, как попеременно будут каждый день съезжаться друг к другу
в гости, обедать, ужинать, танцевать; ему видятся всё ясные дни, ясные лица, без забот и морщин, смеющиеся, круглые, с ярким румянцем, с двойным подбородком и неувядающим аппетитом; будет вечное лето, вечное веселье, сладкая еда да сладкая лень…
— Нет, не забыла и, кажется, никогда не забудет: это не такая женщина. Ты еще должен ехать к ней
в деревню,
в гости.
— Викентьев: их усадьба за Волгой, недалеко отсюда. Колчино — их
деревня, тут только сто душ. У них
в Казани еще триста душ. Маменька его звала нас с Верочкой
гостить, да бабушка одних не пускает. Мы однажды только на один день ездили… А Николай Андреич один сын у нее — больше детей нет. Он учился
в Казани,
в университете, служит здесь у губернатора, по особым поручениям.
Вон
деревни жмутся
в теснинах, кое-где разбросаны хижины. А это что: какие-то занавески с нарисованными на них, белой и черной краской, кругами? гербы Физенского и Сатсумского удельных князей, сказали нам
гости. Дунул ветерок, занавески заколебались и обнаружили пушки:
в одном месте три, с развалившимися станками,
в другом одна вовсе без станка — как страшно! Наши артиллеристы подозревают, что на этих батареях есть и деревянные пушки.
Калужская
деревня, напротив, большею частью окружена лесом; избы стоят вольней и прямей, крыты тесом; ворота плотно запираются, плетень на задворке не разметан и не вываливается наружу, не зовет
в гости всякую прохожую свинью…
И как только мы очутились одни, окруженные деревьями и полями, — мы широко вздохнули и опять светло взглянули на жизнь. Мы жили
в деревне до поздней осени. Изредка приезжали
гости из Москвы, Кетчер
гостил с месяц, все друзья явились к 26 августа; потом опять тишина, тишина и лес, и поля — и никого, кроме нас.
В церкви толкотня и странные предпочтения, одна баба передает соседу свечку с точным поручением поставить «
гостю», другая «хозяину». Вятские монахи и дьяконы постоянно пьяны во все время этой процессии. Они по дороге останавливаются
в больших
деревнях, и мужики их потчуют на убой.
Ни прислужить по-столичному, ни возвестить как следует приезд
гостя он не умел, беспощадно перевирал фамилии, перепутывал названия улиц и
в довершение всего перенес
в московскую квартиру ту же нестерпимую неопрятность, которая отличала его
в деревне.
Старики Бурмакины жили радушно, и
гости ездили к ним часто. У них были две дочери, обе на выданье; надо же было барышням развлеченье доставить. Правда, что между помещиками женихов не оказывалось, кроме закоренелых холостяков, погрязших
в гаремной жизни, но
в уездном городе и по
деревням расквартирован был кавалерийский полк, а между офицерами и женихов присмотреть не
в редкость бывало. Стало быть, без приемов обойтись никак нельзя.
13-го декабря, сейчас после обедни,
в доме именинника происходит сущее светопреставление.
Гости наезжают одни за другими; женской и мужской прислуги набирается столько, что большую часть ее отсылают
в застольную; экипажи и лошади тоже, за недостатком места, размещаются
в деревне по крестьянским дворам.
Приехал он еще
в молодости
в деревню на побывку к жене, привез гостинцев. Жена жила
в хате одна и кормила небольшого поросенка. На несчастье, когда муж постучался, у жены
в гостях был любовник. Испугалась, спрятала она под печку любовника, впустила мужа и не знает, как быть. Тогда она отворила дверь, выгнала поросенка
в сени, из сеней на улицу да и закричала мужу...
Дома,
в глухой
деревне, где этот напиток считался еще почти редкостью, лакомой роскошью зажиточных семейств, и заваривался лишь при почетных
гостях и по большим праздникам, — там над разливанием чая священнодействовал старший мужчина семьи.
Для приезжих, случайных
гостей потребовалась прислуга, и тысячи крестьянских девушек потянулись из окрестных
деревень в город.
Наконец
гости уехали, взяв обещание с отца и матери, что мы через несколько дней приедем к Ивану Николаичу Булгакову
в его
деревню Алмантаево, верстах
в двадцати от Сергеевки, где
гостил Мансуров с женою и детьми. Я был рад, что уехали
гости, и понятно, что очень не радовался намерению ехать
в Алмантаево; а сестрица моя, напротив, очень обрадовалась, что увидит маленьких своих городских подруг и знакомых: с девочками Мансуровыми она была дружна, а с Булгаковыми только знакома.
Это еще последнее дело, а знаешь ли ты, Наташа… (о боже, да ведь ты все это знаешь!) знаешь ли, что князь заподозрил твоего отца и мать, что они сами, нарочно, сводили тебя с Алешей, когда Алеша
гостил у вас
в деревне?
— Так, сударь; стало быть, на лето-то
в деревню погостить собрался?
— А что, Яков Васильич, теперь у вас время свободное, а лето жаркое,
в городе душно, пыльно: не подарите ли вы нас этим месяцем и не
погостите ли у меня
в деревне? Нам доставили бы вы этим большое удовольствие, а себе, может быть, маленькое развлечение. У меня местоположение порядочное, есть тоже садишко, кое-какая речонка, а кстати вот mademoiselle Полина с своей мамашей будут жить по соседству от нас,
в своем замке…
— Александр Яковлич пишет, что нежно любимый им Пьер возвратился
в Москву и страдает грудью, а еще более того меланхолией, и что врачи ему предписывают провести нынешнее лето непременно
в деревне, но их усадьба с весьма дурным климатом; да и живя
в сообществе одной только матери, Пьер, конечно, будет скучать, а потому Александр Яковлич просит, не позволим ли мы его милому повесе приехать к нам
погостить месяца на два, что, конечно, мы позволим ему с великою готовностью.
Покуда
гостила старуха Бактеева
в Троицком, ей привезли из
деревни письмо от Куролесова, который уведомлял, что как скоро получит отпуск, то немедленно приедет.
Мы расстались уже на закате солнца. Он пошел
в деревню Шипку, чтобы рано утром выехать
в Бургос, а оттуда домой,
в Стамбул, — он дал мне свой константинопольский адрес, — где Абадз-бей командует отрядом черкесов, а я отправился на другую сторону Шейновского поля,
в свою палатку,
в лагерь, разбитый для русских
гостей.
Этим служебная деятельность этого благородного и энергичного человека кончилась, и он, не корча из себя униженного и оскорбленного, сидел у себя
в деревне, занимаясь действительно разведением разноцветных тюльпанов, и с самым веселым смехом рассказывал
гостям, как находчивый губернатор не только вырвал у него тайну из души, но даже вынул блюдо с хлебом из рук. И если кто-нибудь говорил...
— С какою же целью?» Справившись у повстречавшегося слуги и узнав, что Марья Александровна была
в деревне и привезла с собою Афанасия Матвеича,
в белом галстухе, и что князь уже проснулся, но еще не выходил вниз к
гостям, Павел Александрович, не говоря ни слова, поднялся наверх к дядюшке.
Он даже забывал говорить и о «предприятии» при мысли, что будет скоро «
гостить у Тургенева лето
в деревне». Он уверял, что это ему «очень нужно», и действительно впоследствии доказал, что не лгал: Иван Сергеевич Тургенев понадобился г-ну Ничипоренко для того, чтобы впутать его
в дело,
в которое, окромя Тургенева, попали многие люди, никогда ничего не знавшие о настоящих планах и предприятиях Ничипоренки.
Иван Ильич также отличился
в ту ночь. Сперва он удивил
гостей, внезапно затянув: «
В деревне некогда барон».
Но сколько ни обкрадывали приказчик и войт, как ни ужасно жрали все
в дворе, начиная от ключницы до свиней, которые истребляли страшное множество слив и яблок и часто собственными мордами толкали дерево, чтобы стряхнуть с него целый дождь фруктов, сколько ни клевали их воробьи и вороны, сколько вся дворня ни носила гостинцев своим кумовьям
в другие
деревни и даже таскала из амбаров старые полотна и пряжу, что все обращалось ко всемирному источнику, то есть к шинку, сколько ни крали
гости, флегматические кучера и лакеи, — но благословенная земля производила всего
в таком множестве, Афанасию Ивановичу и Пульхерии Ивановне так мало было нужно, что все эти страшные хищения казались вовсе незаметными
в их хозяйстве.
Андрей Васильич Коврин, магистр, утомился и расстроил себе нервы. Он не лечился, но как-то вскользь, за бутылкой вина, поговорил с приятелем доктором, и тот посоветовал ему провести весну и лето
в деревне. Кстати же пришло длинное письмо от Тани Песоцкой, которая просила его приехать
в Борисовку и
погостить. И он решил, что ему
в самом деле нужно проехаться.
Я поехал покойнее и хотя сомневался, чтобы он сдержал слово, но нечем было переменить:
гости все званы были прямо
в эту
деревню и у меня
в виду не было другого места для бала. Положась на честь брата Петруся, я удалял беспокойные мысли.
Прибыв
в деревню, я располагал всем устройством до последнего: назначал квартиры для ожидаемых
гостей, снабжал всем необходимым,
в доме также до последнего хлопотал: а моя миленькая Анисья Ивановна, что называется, и пальцем ни до чего не дотронулась. Лежала себе со всею нежностью на роскошной постели, а перед нею девки шили ей новое платье для балу. Досадно мне было на такое ее равнодушие; но по нежности чувств моих, еще несколько к ней питаемых, извинял ее.
Олимпиада Семеновна объяснила Вельчанинову, что они едут теперь из О., где служит ее муж, на два месяца
в их
деревню, что это недалеко, от этой станции всего сорок верст, что у них там прекрасный дом и сад, что к ним приедут
гости, что у них есть и соседи, и если б Алексей Иванович был так добр и захотел их посетить «
в их уединении», то она бы встретила его «как ангела-хранителя», потому что она не может вспомнить без ужасу, что бы было, если б… и так далее, и так далее, — одним словом, «как ангела-хранителя…»
В деревне узнали о приезде
гостей, и уже после обедни
в избу набралось много народа.
В городе холостяки нарочно ходят
в баню и
в рестораны, чтобы только поговорить, и иногда рассказывают банщикам или официантам очень интересные истории,
в деревне же обыкновенно они изливают душу перед своими
гостями.
В июле отпустили меня
гостить в подмосковную
деревню, к моему родственнику, Т-ву, к которому
в то время съехалось человек пятьдесят, а может быть и больше,
гостей… не помню, не сосчитал.
Была бы она дама и неглупая, а уж добрая, так очень добрая; но здравого смысла у ней как-то мало было; о хозяйстве и не спрашивай: не понимала ли она, или не хотела ничем заняться, только даже обедать приказать не
в состоянии была; деревенскую жизнь терпеть не могла; а рядиться, по
гостям ездить, по городам бы жить или этак года бы, например, через два съездить
в Москву,
в Петербург, и прожить там тысяч десять — к этому
в начальные годы замужества была неимоверная страсть; только этим и бредила; ну, а брат, как человек расчетливый, понимал так, что
в одном отношении он привык уже к сельской жизни; а другое и то, что как там ни толкуй, а
в городе все втрое или вчетверо выйдет против
деревни; кроме того, усадьбу оставить, так и доход с именья будет не тот.
Не дальше, как
в этой комнате, было у меня эдакое дело, на никольщине: есть здесь мужичок, верстах
в трех отсюда живет, старик простой, смирный, а денежный; на чужую сторону он не ходит, а занимается около дома торговлей: салом, солью, мясом и прочим эдаким товаром перебивает; сидит он у меня
в гостях, и другие тоже кое-кто был, народ все хороший, — вдруг приходит нашей
деревни мужичонка — Гришка, питерец коренной, но человек то есть никуда не годный.
Стал Ефрем рассказывать, что у Патапа Максимыча
гостей на похороны наехало видимо-невидимо; что угощенье будет богатое; что «строят» столы во всю улицу; что каждому будет по три подноса вина, а пива и браги пей, сколько
в душу влезет, что на поминки наварено, настряпано, чего и приесть нельзя; что во всех восемнадцати избах
деревни Осиповки бабы блины пекут, чтоб на всех поминальщиков стало горяченьких.
На возвратном пути
в Батавию они заехали
в одну малайскую
деревню, спрятавшуюся
в ограде кактусов, бананника и манговых деревьев. Рисовые мокрые поля с маленькой светлой зеленью тянулись на большое пространство за оградой. Построенные из бамбука и скрепленные известью хижины имели далеко не привлекательный вид.
В маленьком домике, куда ввел наших путешественников возница, было довольно опрятно. Почти голые хозяева встретили
гостей любезно и принесли плодов.
Рассказывает Устюгов, как
в стародавние годы на реке на Оке,
в Стародубской стороне, на горе Городине явился «верховный
гость», богатый богатина Данила Филиппыч, и как жил он потом
в деревне Старо́вой,
в верхо́вой Костромской стороне, поучая к нему приходивших.
— Исполнилось Ивану Тимофеичу тридцать лет с годом; тогда «верховный
гость» призвал его
в свой Божий дом
в деревню Старо́ву.
— Чубалов, Герасим Силыч, — ответила Дарья Сергевна. —
В деревне Сосновке он живет. Прежде частенько бывал у Марка Данилыча, и обедывал, и ночевывал, а иной раз и по два и по три дня у него
гостил. Да вот уж с год, как ни разу не бывал. Болтал Василий Фадеев, что какие-то у него расчеты были с покойником, и Герасим Силыч остался им недоволен. А другое дело, может, все это и вздор. Ведь Фадеев что ни слово, то соврет.
В доме собралось много
гостей, приехавших и из
деревень, и из города поздравить Михаила Андреевича, который был очень любезен и весел, вертелся попрыгунчиком пред дамами, отпускал bons mots [Комплименты (франц.).] направо и налево и тряс своими белыми беранжеровскими кудерьками.